1.7.

ГОДЫ В СОЮЗЕ ПОСЛЕ ЛАГЕРЯ: ЖИТЬ СТАЛО ОПАСНЕЙ И ИНТЕРЕСНЕЙ.

Из-за того, что я "не встал на путь исправления", я получил после лагеря административный надзор. Это внесудебная мера наказания, которая заключалась в том, что я должен был находиться дома после 8 вечера до 6 утра, и должен был отмечаться раз в месяц в милиции.

По причине надзора я смог устроиться только почтальоном. Через год надзор кончился и я устроился работать программистом (профессия, которая осталась у меня по сей день).

В армию мы с братом не попали - нам выдали белые билеты (меня вызвали в военкомат и, когда я уже думал, что меня забирают в армию, сказали, что я "лишен права служить в Советской армии зa свое поведение").

Если не считать маленькие неудобства, то в целом было не так плохо. Все мои родственники были на моей стороне. Мы нашли определенные плюсы в создавшемся положении.

Скажу больше: моя жизнь по-настоящему только и началась после лагеря и этот период до нашей эмиграции - один из самых интересных и светлых за прожитые мною годы. В этом заслуга прежде всего друзей.

Надо сказать, что после моего ареста общество раскололось по отношению к нашей семье: одни друзья отвернулись от нас, другие остались. Те, кто остались, раскрылись с новой, лучшей стороны для нас.

Друзья создали совершенно необычную обстановку вокруг нас (см. раздел 4: письмо от 92. 12. 01). Мы жили напряженной духовной жизнью в некоем резко выделяющемся из окружающей среды мыслящем магнитном поле. Взгляды мои после лагеря стали гораздо более уверенными и творческими и все забыли, что я был когда-то "марксист".

Мы, молодые бунтари, в соединении с авторитетом отца, доктора наук, представляли очень сильный неконформисткий симбиоз и вызывали необыкновенные симпатии. Удивительно, какое количество людей выражали свое хорошее отношение. Не только образованные, но и простые люди.

Правда, приходилось быть очень осторожным и все время анализировать окружающих на предмет того, кто из них мог бы быть провокатором. Это отравляло доверительную в остальном атмосферу вокруг нас.

В период после моего выхода из лагеря и до отъезда, мы с братом адаптировались к ситуации лучше, чем родители. До самого отъезда за границу мы продолжали работать. Отцу с матерью пришлось труднее, чем мне с братом, потому что они имели перед моим арестом социальное положение. В конце концов родители вынуждены были покинуть работу. У них осталось несравненно меньше друзей, чем у нас с братом.

Хотя я думал об эмиграции еще в лагере, первым заговорил об этом отец. Как-то мы пошли с ним гулять, и он высказал мне эту мысль. Отец пошел в ОВИР и написал заявление, что мы хотим выехать "в любую капстрану". Нам отказали в первый раз. Потом родители и мы с братом подавали прошение о выезде за границу еще три раза. Два раза нам было отказано по совокупности причин: "не евреи, закрытый город, у отца секретность, вызов (от друзей) не от ближайших родственников". Тем не менее сама гипотетическая возможность когда-либо уехать была эмансипирующей для нас. Мы более открыто говорили и думали, тем самым приближая развязку. Нас должны были как-то обезвредить, только на этот раз всех хором: либо всех посадить, либо отпустить.

Получили разрешение на выезд в 1981, когда после Афганистана страну очищали от подозрительных элементов.

Еще одна важная сторона этого периода: я влюблялся часто, но только страдал от этого. Красавицы или боялись иметь со мной дело или ошибочно полагали, что меня можно перевоспитать. Поэтому, когда встретилась действительно моя девушка, я не раздумывал: предложил ей выйти замуж. Мы совершили головокружительный полет на самолете в глушь Свердловской области, где в деревне, откуда Лина была родом, нас зарегистрировали в одно мгновение, без выжидательного срока. Дело было во время подачи документов на выезд. Это был риск, так как по правилам ОВИРа тех времен изменение семейного состояния во время подачи документов могло служить основанием в отказе разрешения. Я рассчитал, что если нас выпустят, то не благодаря нашим анкетам, а вопреки им. В этом смысле результат оказался удачным. Но, в мои 27 лет мне показалось, что разрешение пришло как назло вскоре после женитьбы. Поскольку Лина не была вписана в отъездные документы, по бюрократической логике она должна была остаться ждать вызова.

Прервав свой "медовый месяц", я покидал страну с тяжелым сердцем.

Назад Содержание Вперед